Ходнев Д. "Рождественский сочельник (Эпизод из боевой жизни Северо-Западной армии)"
Был Рождественский сочельник 1919 года.
Два дня подряд бушевала вьюга, не переставая сыпал снег, везде намело глубокие сугробы, и занесло дороги. Но к вечеру погода изменилась: стало вдруг тихо; прояснилось небо, и перестал идти снег.
Молчаливо и неподвижно стояли громадные сосны и ели; зеленые их ветви, как ватой были обложены алмазно-белым снегом... Была мертвая тишина. Изредка лишь прыгнувшая белка сбрасывала с верхушки высокой ели комок пушистого снега, и он мягко падал на землю, рассыпаясь еще на лету в мелкие снежинки.
Будто улыбаясь, глядел сверху серебристый месяц; по небу плыли кружевные облачка, и когда набегали на месяц и на секунду закутывали его, то темнел тогда зеленый лес, и не так ярко белело снежное поле...
Искрились звезды. Порою одна из них вдруг летела вниз, описывая дугу, на мгновение оставляла сверкающей след и - исчезала.
Поход северо-западной армии на Петроград окончился неудачно: не судил Господь очистить от красных захватчиков столицу...
Изнуренные тяжелыми и беспрерывными боями, истекая кровью, остатки армии отошли к границе и совместно с эстонскими частями защищали подступы к Нарве. Плохо одетые и снаряженные, почти бессменно пребывая на позиции, офицеры и солдаты выбивались из последних сил... Полки насчитывали всего по две, по три сотни бойцов - остальные лежали в сыпном тифу, который начинал принимать ужасающие размеры. Тяжелые дни переживали северо-западники, но все же дух их был бодр - не теряли они надежды как-нибудь пережить зиму и дождаться весны, чтобы с новой силой возобновить борьбу за освобождены любимой Родины.
Красные, полукольцом обложившие старую Нарву, не переставая атаковывали то на одном, то на другом участке, не давая передохнуть усталым бойцам... По утрам из деревни Низы выходил бронепоезд "Ленин" или "Троцкий" и начинал бросать тяжелые снаряды на плоские переправы и в самый город, пытаясь разрушить нарвские мосты.
Между реками Плюссой и Наровой тянулось заросшее кустарником болото, и по нему кое-где были разбросаны блокгаузы, и шалаши защитников Нарвы. ...
В резервном шалаше близ "горбатого" мостика, от которого расходились дороги: одна - на Большую Жердянку, другая - на Низы, было темно, сыро и неуютно. Маленькая керосиновая лампа больше коптила, чем освещала внутренность шалаша. На свалявшейся соломе лежали солдаты, а в стороне, у телефона сидели два офицера: начальник боевого участка со своим адъютантом.
Дежурный телефонист злобно кричал в трубку:
- Петров, а Петров... ну, чего ж ты молчишь, скольки разов тебя вызывать?.. Что?.. Какое такое дело?.. Не... Проверочка...
Из угла долетали отдельные слова гдовского добровольца Федорчука, нараспев рассказывавшего бесконечную сказку: "...и вот взял ее король за белые ручки и говорит: "распрекрасная девица, потому как жить без тебя не могу, так беру я тебя в свои супруги, будешь ты моей королевой..."
Капитан Павловский[1] вышел из шалаша.
Морозило. Кругом было тихо, только где-то далеко, в направлены на Тербинку, где стояли даниловцы, стучал временами пулемет, да у ливенцев в Жердянке раздавались порою отдельные выстрелы.
Павловский задумался.
Вспомнилась ему его семья, к которой он так стремился, идя на Петроград вспомнилась уютная квартира, сочельник, елка, радостный и сияющие лица его двух деток... Где-то они и живы ли?
Тоскливо, печально было на душе.
Безумно захотелось домой; захотелось очутиться в церкви, у всенощной и услышать тихий и торжественный напев: "Слава в Вышних Богу и на земли мир, во человецех благоволение"...
- Владимир Сергеевич! - позвал его адъютант, выходя из шалаша, - с блокгауза № 1 доносят, что впереди в лесу слышен подозрительный шум.
- Прикажите прапорщику Душкову выслать дозор и усилить бдительность... Да, впрочем, я и сам туда прогуляюсь - проговорил Павловский и кликнул "связь".
Не успели пройти они и десятка шагов, как впереди, в лесу, раздалось несколько ружейных выстрелов, потом все смолкло, а через минуту, вдруг резко "затакал" наш пулемет, послышались какие-то крики, шум и - все стихло...
Капитан Павловский прибавил шагу. Сочно хрустел под подошвами английских "танков"[2] снег, на белом покрове причудливо ложились огромные тени от двух спешно идущих людей.
А навстречу им уже бежал посыльный. -
- ...Так-что... восемь красных прибегли, рассказывают, что убили свово комиссара... быдто разведку производили... - докладывал он запыхавшимся голосом.
Через пять минут из расспросов перебежавших капитан Павловский узнал, что 52-му советскому пехотному полку было приказано на рассвете атаковать наш участок, была выслана разведка, и с ней отправился сам комиссар.
Красноармейцы не хотели в Рождественскую ночь идти в наступление и были очень обозлены на свое начальство - комиссаров и коммунистов. И вот, сговорившись между собою, разведчики неожиданно пристрелили комиссара, а сами перешли на нашу сторону, чтобы предупредить об ожидающемся наступлении.
Старший разведчик, бравый солдат, не торопясь докладывал:
— ... комиссара то порешили, а вот другой коммунист, что был с нами, удрал... Ну, да ничего: по крайности расскажет там, и ъ наступление не пойдут - будут знать, что здесь все уже известно... Разве ж это возможно, в этакую-то ночь, в Святую, Рождественскую, да наступать?!
Через полчаса под конвоем двух солдат перебежавших отправили в штаб генерала Ветренко, па парусиновую фабрику.
- Это был нам Рождественский подарок, - сказал адъютант и добавил, - идите-ка, Владимир Сергеевич, чай пить, вода вскипела, да и лепешки готовы!
Погода совсем прояснилась. Мерцали звезды. Было все тихо, и только у Тербинки продолжали, временами, стучать пулеметы...
Была Святая Рождественская ночь 1919 года.
Публикация: Последние известия № 11, 30.12.1926. С. 3.
Примечания
- ↑ предположительно Павловский Владимир Карлович
- ↑ английские ботинки