Гаврилов Сергей. "...Не однажды напевала мне эстонские песни". Дагмар Лилиенфельд и Константин Бальмонт

Последнее заседание оберландгерихта. Ревель, 20.11.1889. Председательствующий советник Эстляндского губернского правления Отто Лилиенфельд сидит шестой слева

Карточка на оформление выездной визы из Эстонской Республики для Константина Бальмонта и его семьи

"...Не однажды напевала мне эстонские песни". Дагмар Лилиенфельд и Константин Бальмонт

После заключения Тартуского мира в феврале 1920 года Эстония некоторое время была единственной страной Европы, которая поддерживала официальные отношения с правительством большевиков в Москве. Из России в Таллинн (тогда говорили по старой памяти ”в Ревель”) отправился целый караван легальных беженцев. В первую очередь – так называемых оптантов, то есть людей, которые могли доказать право на эстонское гражданство. Но были и такие, которых советские власти выпускали из страны на Запад. Ниже – рассказ о том, какую роль Ревель и Эстония сыграли в судьбе такого легального эмигранта – Константина Бальмонта.

У бедной Анны Энгельгард-Гумилевой, которую съели заживо крысы в блокадном Ленинграде, был дядя - Константин Бальмонт, известный в свое время русский поэт. У К. Бальмонта было широкое сердце, и женщин, которых он любил, - не перечесть. Но была одна, которая занимает в его жизни место совершенно особое. И не только потому, что она родила ему двух детей. Потому еще, что переписка с ней стала особым явлением в его жизни и в русской культуре. Баронесса Дагмар Лилиенфельд. Внучка Отто Лилиенфельда, высокопоставленного деятеля эстляндского рыцарства.

Лилиенфельды не принадлежали к числу старинного немецкого дворянства Прибалтики, они не были потомками крестоносцев. Их родоначальник - асессор надворного суда в Дерпте Ларс Ларссон, возведенный в 1650 в дворянское достоинство Шведского королевства. Но его потомки породнились с остзейскими немецкими дворянскими родами и были внесены в рыцарский матрикул Эстляндии еще в 1746 году.

Дагмар Лилиенфельд родилась в 1893 году в Ревеле. Ее прадед Егор Андреевич (Георг Вольдемар) Лилиенфельд (1772 - 1835) был предводителем эстляндского рыцарства (т.е. фактически - главой полунезависимого герцогства Эстляндия в составе Российской империи) в 1827 - 30. Этот же пост позднее занимали ее дед и дядя, причем дядя - как раз в эпоху ее увлечения Бальмонтом. Дальним, но родственником ей приходился граф Анатолий Павлович (Анатоль Шарль Морис) Лилиенфельд-Тоаль (1865 - 1931), камергер, действительный статский советник, в 1910 - 14 - пензенский губернатор, который в эмиграции, преподавал русский язык в Кильском университете (Германия). Родственникам Дагмар принадлежал большой дом на Тоомпеа (Кирику пыйк 4а) и красивейшие мызы в Рапламаа (Алу, Кехтна). Как девушку из такой благородной семьи угораздило влюбиться в Бальмонта - вопрос особый...

Они познакомились в Москве, зимой 1919 - 20 гг., при обстоятельствах, которые можно было бы назвать прозаическими, если бы не жуткое время чистого коммунизма. Впоследствии его назовут "военным" коммунизмом. На самом деле это и был тот самый коммунизм, ради которого убили миллионы людей. Светлое будущее. Голод и холод. Смерть, непроглядный мрак. Есть у Бальмонта рассказ, картинка из коммунистического быта, который называется ”Как я не украл”. Немногословное описание тех условий, в которые поставлены были большевиками люди в Москве. И среди них – история знакомства с Дагмар. "…Я ночью утопил в глубоком сугробе свои калоши, ходил без оных, и простудился почти смертельно, и слег. И некоторая сердобольная дама, мне незнакомая, но любившая мои стихи, узнав о моем несчастии, смастерила мне из зеленого сукна, содранного со стола, превосходные валенки, шествуя в которых я был горд, как кот в сапогах. Я шел и вспоминал, что дама по уговору должна была получить за свою работу, вместо обычных денег, то есть вместо тысячи рублей, всего около сотни. Впрочем, я подарил ей еще, моею рукой написанное, стихотворение. Ведь были же всё-таки божьи души и в том смертоносном воздухе. Пожалуй, их, таких, подобных, просветленных и по-человечески чувствующих другого человека, куда больше было там, чем здесь, в обветренной пустоши изгнанничества." Так познакомились они весной 1920 года в Москве.

Мне всегда было непонятно, что находили женщины в поэтах Серебряного века. Но факт есть факт: все поэты начала ХХ века были окружены гаремом почитательниц. По крайней мере, те, которыми я хоть чуть-чуть интересовался: Гумилев, Есенин, Северянин. Бальмонт не исключение. Из советского рая он рванулся на Запад через Эстонию, как только установилось железнодорожное сообщение - в мае 1920 года. В Эстонском государственном архиве хранятся фотографии Бальмонта и тех женщин, которых он взял с собой: любовница, дочь и некая родственница (про нее говорят - "отношения с Бальмонтом не выяснены до конца"). На нас глядят измученные, изможденные люди, которые только-только выпущены из концлагеря.

Но едва приехав в Эстонию со своим "гаремом", он пишет Дагмар в Москву, пока еще на Вы:

17/30 июня 1920 г.

Ревель, Uus uul., 24.

Моя милая, я здесь, в Вашей Эстонии, но смутно в душе. Сердце не радуется красивому городу, а жалеет о той большой радости, которую я оставил в Москве, о том счастье, которое Судьба послала мне, но я едва только к нему прикоснулся, и вот уже расстался. Напишите мне "до востребования". Я, верно, пробуду здесь не меньше 2-х недель, может быть, больше. Целую и помню, каждую минуту мысли уходят к Вам.

Ваш К. Бальмонт.

В разлуке с ней ложатся на бумагу строки:

Тончайший звук, откуда ты со мной?

Ты создан птицей? Женщиной? Струной?

Быть может, солнцем? Или тишиной?

...

Быть может, там, в родимой стороне,

Желанная томится обо мне,

И я пою в ее душе на дне?

"Когда бы вы знали, из какого сора растут стихи..." После этих строк - отступает житейская грязь. Проступает музыка. Неудивительно, что тексты Бальмонта были весьма востребованы в вокальной музыке. Подсчитано: список музыкальных сочинений на его стихи насчитывает свыше 500 примеров. Кстати, в Ревеле 1920 года, в ожидании визы во Францию, Бальмонт встретился с другим ”счастливчиком”, который смог выехать из советской страны на Запад через Эстонию – с дирижером Сергеем Кусевицким. Ему адресовано стихотворение Бальмонта ”Я знаю, что сегодня видел чудо…”

(Кусевицкому, играющему на контрабасе)

Я знаю, что сегодня видел чудо:

Чудил и пел священный скарабей.

Душе был слышен ясный зов оттуда,

Где зреет гром средь облачных зыбей.

Вдруг звонкий жук ладьёю стал скользящей,

Мелькало белым тонкое весло.

Играли струны музыкою зрящей,

И сердце пробуждалось в ней светло.

А он, колдун, обеими руками

Нам рассыпал напевный дождь колец.

И, весь горя, дрожащими перстами

Касаясь струн, касался всех сердец.

Музыка как источник вдохновения и любви часто присутствует в стихах Бальмонта. Например, в стихотворении „Венок“ музыка является катализатором любовных переживаний лирического героя, и почему-то кажется, что стихотворение обращено именно к Дагмар:

Смешать печаль, которой нет острей,

С восторгами, которых не бывало,

Но могут быть - от горного обвала.

Взять музыку - и, кровь погнав быстрей,

В стихи добрызнуть огненный ручей

И все соткать для нежности твоей

В венок любви, - а если скажешь! "Мало! " -

Вели еще - я твой среди зыбей

Девятого ликующего вала.

Дагмар метнулась за ним. По семейному преданию, "Дагмар купила на рынке за пачку папирос поддельный паспорт, по которому стала крестьянской женой, переоделась, изломала и испачкала ногти, зашила драгоценности в одежду. Услышав про обыски на границе, на одном из полустанков сумела запрятать драгоценности под вагон. Потом, после латвийской границы, смогла их оттуда вынуть. Ей не предоставили никаких документов, и она так же нелегально перебралась на лодке через заминированный Финский залив...” К сожалению, детали ее пребывания в Эстонии пока не известны. Думается, Лилиенфельды были очень недовольны ее увлечением, потому ей и не удалось получить легальное разрешение на выезд.

Во Франции они иногда встречались с Бальмонтом. Родился сын, потом дочь. Но все равно виделись редко. Такая была любовь — по переписке. ”Он все время писал ей письма. Захлебываясь от чувств, рассказывая о неурядицах эмигрантской жизни, о взаимоотношениях с собратьями по литературному цеху. Письма — своего рода дневник поэта. И сегодня все это эпистолярное наследие, хранящееся в архиве Йельского университета, дополненное материалами из частного собрания Светланы Шейлз, дочери поэта и немецкой княгини Дагмар, доступно всем, кого обжигает история лучших представителей Серебрянного века."

От их переписки сохранилось 858 писем и открыток. Впервые выдержки из этой переписки опубликовал эстонский поэт Алексис Раннит (Алексей Долгошев), который вступил в переписку с Бальмонтом в 1937 году. Именно ему Бальмонт писал о Дагмар, в том числе фразу, вынесенную в заголовок: "Одна из близких мне дорогих, полушведка, полуполька, княгиня Дагмар Шаховская, урожденная баронесса Lilienfeld, обрусевшая, не однажды напевала мне эстонские песни". В 2014 году были опубликованы все сохранившиеся письма К. Бальмонта к Дагмар в книге «Мы встретимся в солнечном луче». Некоторые письма читаются как поэтические элегии:

16 марта 1923 г. Сумерки.

Париж.

Моя милая, я совсем один сейчас в доме, мои все ушли по своим делам, кто куда. И мне странно думать о самом себе. Я заметил, что, когда человек остается совсем один, он начинает думать о самом себе и видит себя и свою жизнь в каком-то длинном прозрачном зеркале.

Вот я вижу сейчас детство, и юность, и безумие ранней женитьбы, и поток женских лиц, и победное лучезарное лицо Кати, и новую смену лиц, и свои дальние путешествия, и подходящую Русскую бурю, дьяволический кошмар целых 8-и лет, и вижу раннюю весну в Москве, Тебя, идущую близко от меня и не видящую меня, с Твоею судьбой, которая отпечатлелась на Твоем красивом лице, в Твоей походке, во всем Твоем виде.

Я люблю Тебя, Дагмар.

Вот только это хочется сейчас сказать в минуту полной душевной тишины. Люблю Тебя.

Твой К. Бальмонт.

Сергей Гаврилов.