Филатов П.Н. Из воспоминаний

Филатов П.Н. Из воспоминаний (с сохранением орфографии)

История прибалтийских дворян в 1918 году и моя роль в этом деле

В 1918 году были арестованы помещики Эстляндской губернии и заключены: 3-е — наиболее важных в глазах большевиков, как то граф Стакельберг, Эрнст Лилиенфельд — в тюрьму на Вышгороде, а остальные в Элеваторе в гавани. Уже через нек. время были арестованы и дамы и посажены, сначала в помещении театра Гранд Марино, а затем переведены в гавань, в Минные склады.

Были организованы сразу же тайные комитеты помощи:

1) Немецкий — возглавляемый братьями фон Ден — для кормления и снабжения арестованных и

2) Русский — для возможной помощи заключённым под председательством (вернее под руководством прис. поверенного Чернявского).

Александр Васильевич Чернявский приехал ко мне на квартиру и доложил мне, что имеется возможность освобождения тех трёх лиц из тюрьмы. Для этого была собрана сумма денег, подкуплен караул и только необходима была санкция — для чего и обратился ко мне. Не рискуя взять на себя такую ответственность, я предложил Чернявскому поехать со мною к находящемуся тогда ещё на свободе, а впоследствии тоже арестованному в числе этих вышепоименованных 3 лиц предводителю Дворянства, лично мне знакомому, Барону Делингсгаузену. Обсудивши там это предложение — проэкт освобождения заключенных был отставлен, т.к. барон справедливо указал, что это сможет вызвать массовый арест других (впоследствии произошедший) и если эти лица и спасутся, уехав, как предполагали мы в Центральную Россию — возможны репрессии и неприятности для других. Было конечно жаль напрасно истраченных денег, но резоны Барона Делингсгаузена были вески и этот проэкт не был приведён в исполнение.

Затем произошло массовое арестование прибалтийских помещиков. Мой Начальник Капитан 1 ранга Жерве уехал в СПбург и я оставался за него. В это время работой немецкой организации были подкуплены стражи заключённых и их перевели из Элеватора в Turnhall'е, откуда думали помаленьку выпустить всех на свободу.

Неизвестно откуда это дошло до сведения матросов отряда Крейсеров, находящихся в Ревельской гавани. На крейсере Олег состоялся срочный митинг и команды матросов бросились вооруженные на Turnhallе, разогнали солдатскую стражу, вывели всех заключенных и погнали их обратно в гавань для отправки на остров Вульф. Ко мне явилась делегация с требованием дать пароход для отправки заключенных. Так как сообщение с Островами мог поддерживать только ледокол "Буревой", командир которого Лейтенант Блинов случайно находился у меня с докладом, я узнав от Старшего телефониста Jo (живёт в Ревеле) и Старшего писаря Завадовского о решении матросов на пути следования к Острову или заколоть заключенных или же выбросить за борт (в лучшем случае — угрожала смерть им на О-ве Вульф, где была самая зловредная ячейка непримиримых большевиков) я приказал Лейт. Блинову срочно на автомобиле ехать в гавань и привести корабль в негодность для перехода. Лейтенанту Блинову удалось вместе с механиком снять шатуны у машины и когда прибыли матросы с предписанием от меня идти к О-ву Вульфу — заявил, что раньше утра машина не будет готова. Так как было очень холодно, стража матросов, охраняющих заключенных в Элеваторе через 1-2 часа, предвидя ночное дежурство, передало охрану опять солдатам, а сами удалились по кораблям.

Со страхом все ждали утра, но страсти улеглись и об отправке на О-в Вульф уже никто не думал. Таким образом мне пришлось совершенно случайно сыграть роль в возможном сохранении жизни более чем 100 человек помещиков Эстляндской губернии.

Оккупация Эстляндии немецкими войсками в 1918 году

25 февраля немецкие войска вступили в г. Ревель. Я, занимавший тогда пост Начальника Штаба береговой обороны Финского залива почти со всем своим штабом остался в г. Ревеле, отправив бумаги, документы и часть инвентаря на отходящие из Ревеля Русские суда.

Сразу же по прибытии немцев в г. Ревель было отдано распоряжение всем русским офицерам надеть погоны, что конечно, с радостью выполнил и я. Мимо меня, когда я вышел на улицу, проносились автомобили с удиравшими матросами и солдатами, отказавшимися от какого бы то ни было сопротивления входившим войскам и перебравшимися на крейсер Рюрик и др. корабли. Между прочим, крейсер Рюрик взял на себя так много грузу, что не мог выйти из гавани и тогда начал бросать в воду глав. образом мешки с сахаром. Затем снялся и ушёл.

Приблизительно через две недели в Ревель прибыл от СПбурга один морской прапорщик по делам морского консульства; Консулом в это время был капитан 1 ранга В.В. Ковалевский. Этот прапорщик привез бумагу и передал ее Ковалевскому, в которой я приглашался приехать в Петербург для выслушания приговора Экстренного Военно-Морского суда, состоявшегося 28 февраля 1918 г. в г. Гельсингфорсе. На этом суде разбиралось моё дело и обвинялся я в том, что 1) Надел погоны 2) остался с офицерами Штаба в Ревеле и 3) ругал большевиков. Действительно при удирании матросов я им говорил, что они "трусы", раз так боятся маленькой группы немецких войск. Суд постановил 1) отрешить меня от должности и 2) приговорил к смертной казни, через расстрел. И вот для этого я и должен был ехать в Петербург, дабы там "оправдаться" перед заочно меня приговорившим судом. Конечно я не поехал.

Ввиду того, что все офицеры русские были заключены в контрационный (sic!) лагерь, сначала в доме барона Толя (Elisenschule), а затем переведены в Дунтен — меня прикомандировали (вернее — приписали) к Deutsche Nachrichten Dienst, начальником которой сначала был Лейтенант Шток, а затем оберлейтенант Bauermeister. Дважды я получил задание от них перейти границу, как частное лицо. Перед Пасхою я отправился через Нарву, где комендант нанял для меня повощик и переправил в Ямбург. Из Ямбурга на поезде я доехал до станции Веймарн. Дальше без разрешения билетов не выдавали. Случайно спрыгнув с поезда я попал к кассе и там мне продали билет до Петербурга. Это была просто удача, т. к. везде стояли военные заставы, у меня же при проверке билет посмотрели только на удостоверение Консула Ковалевского и больше меня не беспокоили. В Петербург я отправился на Васильевский остров, где благополучно у тогдашнего командира Лейб-Гвардии Финляндского полка Рузского (племянника Главнокомандующего Армиями) и прожил несколько дней. Поручение секретное в нужное место и нужному лицу я доставил, а затем отправился по своим делам. Зашёл к бывшему своему начальнику Капитану 1 ранга Жерве и узнал от него про всю процедуру моего суда.

На моё несчастие, уходя от Жерве, наткнулся на членов Комитета нашего фронта и хотя я и сбрил усы и бороду, они видимо меня узнали, но не задержали. На другой день, в трамвае я столкнулся с 2 своими бывшими писарями, уже узнавшими меня, выскочил на ходу из трамвая, вскочил в другой и сделав неск. перегонов, скрылся от них. Тут же я узнал затем, что за мною учреждена слежка и что на Балтийском и Николаевском вокзале дежурят бывшие мои подчиненные. Это мне доложил пришедший ко мне Лейтенант Стадницкий-Колендо. Тогда я поехал на Варшавский вокзал. В Гатчине перешёл пешком на Балтийский, получил билет опять-таки только до "Веймарна". Там вылез из поезда и пошёл пешком в Ямбург. В Ямбурге нанял извощика до Нарвы и пошёл за пропуском. Это место было в ½ версты от Центра. Так как у меня не было никаких бумаг, никаких разрешений или пропусков, мне отказали дать пропуск и я вернулся в Исполнительный комитет Ямбургского района. Там, прислушиваясь к разговорам, я услышал, что какой-то крестьянин просил дать ему пропуск в Москву. Председатель Исп. Комитета отказал ему, говоря что такой пропуск дают только в Петербург и не всем, что получить это разрешение очень трудно и т.д. Я, прислушавшись, ввязался в разговор и заявил, что это, мол, правда. Что я поехал в Москву из Ревеля, но в Петербурге не получил пропуска, почему и вернулся обратно. Таковое подтверждение его слов видимо обрадовало этого Председателя и когда они кончили свои переговоры, я "на ура" обратился к нему за пропуском в Ревель, указывая на то, что приезжал только для поездки в Москву, денег не имею, в Ямбурге никого не знаю, а в Ревеле у меня семья. Видимо ошеломлённый — он заявил мне, что сейчас созовёт "Пленум" и тогда решат. В это самое время были задержаны и отправлены в тюрьму 1 полковник в отставке и 2 офицера, тоже желающих проехать в Эстонию и показавшие свои документы. Через 10 минут Председатель вынес мне разрешение. Я бегом отправился на пропускной пункт, где мне заявили, что все уже уехали и что меня пропустят только на другой день, т. к. я всё равно не смогу дойти до границы — неск. вёрст. Я заявил, что у меня есть извощик и просил чиновника позвонить по телефону Председателя Исполкома — можно ли меня пропустить вне очереди: ответ получился благоприятный. Я пешком (извощик давно уже уехал) пошёл потихоньку к границе и добрёл до таможни. Там меня осмотрели и я подарил какую-то книгу (кажется журнал Русская мысль) таможенному чиновнику ещё старого времени службы. Во время разговора с ним он меня спрашивает: А почему Вы сегодня не хотите идти в г. Нарву? Я говорю — поздно! Оказалось, что было так много народу, что осмотр задержался на 2 часа. Я решил попробовать и бегом побежал к рогатке, куда прибыл в самый последний момент. Затем я пешком отправился в Нарву, вымылся там у коменданта, закусил и поездом выехал в Ревель. От Веймарна до Нарвы 48 вёрст.

Второе моё путешествие в Петербург имело другой характер. Задание только сведения о сосредоточивании сов. частей и передача 2-х пакетов нужному лицу. Я на поезде доехал до Пскова, где пересел на Санитарный поезд, идущий в Петербург. Возвращался медицинский персонал из Усть-Двинска. Благополучно прибыл в Петербург. Жил у Амбургер, Кюгельхена, Антроповых и в др. местах. При отъезде под видом чеха, возвращающегося из плена, был помещён в лазаретный поезд (санитар.). Моё имя было Вацлав Войцехов — это лицо умерло где-то в Сибири. Приключений при поездке не было, но только сдуру я сказал, что болен падучей болезнью (этот чех был ею болен и в бумагах это значилось). На вопрос, как часто у меня припадки, я и заявил (не зная совершенно этой болезни), что каждую почти ночь через 2-3 дня. Меня тогда уложили отдельно, укутали и каждый час или приходил Советский доктор, или фельдшер, или сестра. Измучили меня этим ужасно. По переезду границы — я выздоровел и телесно и духовно. Нас в Пскове встретили с цветами и музыкой, но я сел на поезд, идущий в Ревель и благополучно доехал до дому.