Галь Ю. Стихотворения 1942 - 1946 гг. — различия между версиями
Admin (обсуждение | вклад) |
Admin (обсуждение | вклад) |
||
Строка 593: | Строка 593: | ||
Преображают наш позор. | Преображают наш позор. | ||
+ | |||
+ | |||
+ | ---- | ||
Версия 13:40, 4 июля 2016
Галь Ю. Стихотворения 1942 - 1946 гг.
Публикуемая подборка стихов взята из архива Тамары Милютиной, который хранится в фондах Русского музея Эстонии (MTÜ Vene Muuseum)[1]. Автор публикации старался придерживаться хронологического принципа – первыми расположены более ранние стихи Ю. Галя. Стихи без даты поставлены публикатором в конец. Некоторые стихи были уже опубликованы в разных источниках самой Т.П. Милютиной, либо С. Гавриловым. Другие – публикуются впервые здесь (первая строка обозначена звездочкой *).
Тебе, мадонна Симоне Мартини,
Тебе, моя поруганная совесть,
Тебе мои молитвы и стихи.
Я всё такой же...
Нет, я лучше, я взрослее,
Чем был тогда, но так же, как тогда,
Я рад без устали бродить по пустырям,
Чтоб думать о немыслимом блаженстве,
Воспоминая светлый облик твой...
Мне ничего не надо. Я тебя
Не оскорблю ни взглядом, ни касаньем.
Стремиться лишь к тебе... Стремиться только,
Лишь изредка по имени назвать...
И всё ж терять, отречься от тебя,
Терять навеки, навсегда терять...
И под конец останется молчанье...
Июль 1942, Извара
Никогда не буду воспевать я
Девушек красивых и вино –
В мире есть явленья и понятья,
О которых знать мне не дано.
Признаюсь без тени сожаленья,
Не склоняя дерзкой головы –
В мире есть понятья и явленья,
О которых не слыхали Вы.
20.02.1943
Пусть, как всегда, далёко счастье.*
Душа, как никогда, полна.
Мы приближаемся к причастью
Христова хлеба и вина.
20.02.1944
Уличены его повадки,*
Вся подноготная, вся-вся!
Так рыбник выхватит из кадки
Трепещущего лосося.
Приперт к стене, мой стих степенно
Мне показания даёт.
Яснеет мысль постепенно
И перед миром предстаёт.
А как вначале отпирался!
Как скрытничал! Должно, и впрямь
Тому лишь ларчик отпирался,
Кто был настойчив и упрям.
1944
Три-четыре звезды за окном,
Духота календарного августа.
Напряженная тьма и потом –
Ты во всех рискованных ракурсах.
Вниз скатилась одна из звёзд –
Так же явственно ты распластана...
Сколько быть с тобой довелось,
Всё на нежность ответить опаздывал.
13.08.1944
Я найду тебя. Нагряну на дом.*
Поцелую и не оскорблю.
Как во сне, как в сказке сядем рядом.
Ты поймешь, что я тебя люблю.
Школьница, затворница, весталка,
Ты внезапно сердце отворишь.
Сбивчиво, взволнованно и жалко
О своей тоске заговоришь.
И не станет слов. И сил не станет.
Ты и я – мы обретем себя.
Горечь разделенья в Лету канет.
Лишь одно:
Я не найду тебя...
1944
Ветер ласковый, солнце ласковое.
На окраине пустеет трамвай.
Острова расписаны золотыми красками.
Рыбаки у свай.
Из города вырвался как – неведомо,
В счастливую первобытность впал.
Мне навстречу от прошлого заповеданный
Прибрежный вал.
Помню, всё казалось, и ты явишься
В этом парке – неповторимо простой.
И доныне ты мне этой минутой нравишься,
Непережитой.
1944
Вечер был... Сидела мама
У рояля. И в окне
Для меня отверзлось небо
При звездах и при луне.
«Вечер был, сияли звёзды...»
Вечер, звёзды – всё, как встарь.
Может быть, всё ту же дату
Отмечает календарь.
Прожил вечность – вижу бездну:
Небо, звёзды и луну,
Только мамы у рояля,
Только детства не верну.
Тот же во вселенской стуже
Дивный раздаётся звук.
Только не рассеет ужас
Ласка материнских рук.
1944
Под защитой липового пуха*
Посиди, поотдохни пока.
Дряхлая латышская старуха
Потащила склянку молока.
Покупают взрослые газеты.
Детвора, ей дело до игры.
Всё равно, - нужны ли, нет, поэты,
Ты запомни это до поры.
1944, Эстония
Я говорю о незаметном сдвиге,*
Об осени – подводится итог.
Я стал другим: я оставляю книги,
Иду в поля. И над полями Бог.
Я возвращаюсь с поля на закате.
Не голоден. И – страшно говорить –
Я мог бы сам – прости меня, Создатель –
Один толпу голодных накормить.
22.09.1944
Я не слышу своих шагов.*
И откуда легкость в ногах?
Жизнь вышла из берегов,
Жизни тесно течь в берегах.
Здравствуй, родина, это ты.
Это русские песни звенят.
Это русские из темноты
Загрубелые лица солдат.
Я не знаю, куда идти
И какого искать конца.
Выше, выше ведут пути
И кончаются у Творца.
1.02.1945
И еще одна ночь на ветру,*
Под конвоем на тряской машине:
Значит, новых щедрот наберу
По навстречу несущейся шири.
Жизнь, как всякая, не удалась,
Большей частью по собственной лени.
Я над ней потерял свою власть –
Дожидаюсь суровых велений.
Не беда, всё идёт как идёт...
Так, как лучше. Мир тёмен и вечен.
С веселящимся сердцем вперёд –
Леденящему ветру навстречу.
4.02.1945
Звук табакерки музыкальной,
Как из другого мира звук.
Тускнеет в памяти печальной
Мой первый, мой далёкий друг.
Туманятся былые чувства
И стынут храмом на крови,
Беднее языка искусства
Язык скудеющей любви.
Ни слёз, ни жалоб, ни желаний –
Душа, как Божий день, ясна.
Уж тронула своим дыханьем
Меня несрочная весна.
Деревьев голые вершины,
Голубоватый, ровный свет.
Порою радость без причины
И совесть – белая, как снег.
(Из Боратынского)
2.03.1945
Сойдутся тучи, ветр задует,*
Смутится вещая душа,
Лес зашумит, занегодует,
Сухими листьями шурша.
Повеет шорохом тревожным,
Попринахмурится весна,
И снова бредом невозможным
Душа смущенная полна.
Ей не забыть о муке старой,
Не сбросить первородный гнет.
И там, где ждут суровой кары,
Она освобожденья ждет.
Что знают пасмурные тучи?
О чем пыстынный лес шумит?
Ничто безумную не учит,
И бабочка в огонь летит.
23.03.1945
Сонет*
Не обязательно Испания.
По мне и здешняя дыра -
Убежище для изыскания
По расщеплению ядра.
Раздроблено мое сознание,
Но потаенно из нутра
Встает второе мироздание
У безобразного одра.
Нивесть откуда изливаясь,
Порыв добро и зло сменил.
Вся ярость ада расщепляясь,
Являет бездну светлых сил.
И каждой клеткой тела черпаю
Освобожденную энергию.
29.06.1946, Баим
Что стих рождается из звезд,
Беспомощности и стыда –
Об этом поздно узнаешь,
Но не забудешь никогда.
Что «боль» рифмуется с «любовь»,
Что липкий пот со лба – судьба,
Об этом поздно узнаешь
Всей мукой своего горба.
Еще поздней узнаешь ты,
Когда уж не вернуть назад,
Что эти звезды, горб, любовь –
Прекрасней всех земных наград.
Октябрь 1946
Радо иль не радо, значит, надо,
Сердце, если с Богом не в ладу –
До загробного, большого ада
Жить в родном, насиженном аду.
Нам предъявлен жёсткий ультиматум,
Чтоб из ниспроверженных основ
Взять и переплавить каждый атом
В магии квадратов, зон, кругов.
Сердце, как условны все условья,
Трудны только первые шаги –
И в родных кругах заплатим кровью
За вступленье в Дантовы круги.
Ну, а там – ступени за ступенью
Лестницей Иакова встают,
И победному навстречу пенью
Ангелы о славе запоют.
1946
Я здесь. Стою у низенького дома.*
Ночные тени низко полегли.
Земная жизнь до мелочей знакома.
Люблю дыханье строгого закона:
Земля моя. Я перст своей земли.
Здесь трудятся, воюют, торжествуют
И бедствуют. О сколько здесь беды!
Взгляни по деревням – они пустуют:
Лишь от кладбища холодом подует,
Лишь одичавшие цветут сады.
Здесь трудятся, родятся, умирают
И любят (у жены седая прядь).
Как быстро дни отсчитанные тают!
Покорные о многом не мечтают,
Строптивые не устают роптать.
Никто не ждет чудес от неба,*
И вера в ближнего - скудна,
Но не забыта святость хлеба
И радость нового вина.
И через все уродства века,
Наперекор всесильной лжи,
Нетленный образ человека
К бессмертной тянется тиши.
И мнится, что утихли битвы,
Неправый разрешился спор,
Когда беззвучные молитвы
Преображают наш позор.
- ↑ Название зарегистрировано в Европейском департаменте по гармонизации внутреннего рынка OHIM, (№ 011622917) и в Патентном департаменте Эстонии (№ 51481)