Гаврилов С. "Он хотел, чтобы его голос услышали". Юрий Галь

Гаврилов С. "Он хотел, чтобы его голос услышали". Юрий Галь

70 лет назад кончилась 2-я мировая война. Миллионы русских людей бежали от наступающей Красной армии и осели на Западе. Сформировалась т.н. вторая волна русской эмиграции. 60 лет назад Юрий Иваск стал редактором толстого журнала русской эмиграции «Опыты». Первым материалом, который он опубликовал в своем редакторском статусе, стал материал «Юрий Галь. Письма». По замыслу – набросок, этюд исследования о встрече первой и второй волн русской эмиграции; по форме – публикация писем безвестного молодого поэта Юрия Галя к Иваску декабря 1944 - января 1945; по сути – выражение признательности своему младшему собрату по цеху, фактически послание учителя к ученику. Не побежденного учителя к победителю-ученику, но близко к тому. «Из всех моих тогдашних встреч – самой настоящей была встреча с Юрием Галем...». Такое признание мэтра дорогого стоит. Это еще и воззвание в мир: вдруг найдется, вдруг откликнется. Вдруг найдется кто-то, кто видел, кто слышал, кто знает дальнейшую судьбу. «Почти нет никаких сомнений, что его нет в живых. Неизвестно - дожил ли он до капитуляции? - Едва ли. Всегда обидно, что он жил так мало».

Дальнейшую судьбу Галя Ю. Иваск так и не узнал. И злая ирония судьбы заключается в том, что ее поведала Тамара Милютина всего лишь через несколько лет после кончины Ю. Иваска. Та самая Тамара, которую Иваск знал как Бежаницкую еще по тартуской гимназии. Тамара Павловна, тогда Лаговская, встретилась с Юрием Галем в 1945 году в советском ГУЛАГе. И стала его музой. Подумать только! Бежать из Таллинна в Германию, расстаться с Ириной Борман и Юрием Иваском, чтобы через год встретиться с Тамарой в Сибири... Вероятность того, что такая встреча была чистой случайностью, близка к нулю. Видимо, Богу было угодно не отпускать Галя из его эстонской орбиты. В 1990-м году в XI Блоковском сборнике Тартуского университета была опубликована глава из воспоминаний Тамары Милютиной. Она так и называется - «Юрий Галь». Все, что мы знаем до сих пор о жизни Юрия Галя – все это благодаря воспоминаниям Юрия Иваска и Тамары Милютиной. Уже одно то обстоятельство, что такие незаурядные люди, независимо друг от друга, сочли необходимым опубликовать свои воспоминания о нем, рекомендует его как человека и как поэта.

Юрий Галь родился в Ленинграде в 1921 году, уже в советскую эпоху. Нельзя сказать, чтобы он был ее качественным продуктом, видимо, семья не разделяла большевистских идеалов. Мать сумела привить ему если не противоядие к идеологии, то уж чувство прекрасного - наверняка. Все-таки в городе оставались музеи и библиотеки, оставалась архитектура, оставалась память старшего поколения, которую не так просто было выбить хунвейбинам сталинской культурной революции. В одном из стихотворений он характеризует свои интересы школьных лет: «Бывало в детстве – в школе не сидится, Иному прыткому – скорей бы жить да жить, а для меня из Тютчева страница Могла одна полмира заслонить». В 20 лет он был мобилизован в Красную армию, и быстро оказался в плену – по штабным донесениям, он числится пропавшим без вести с ноября 1941 года. Каким-то образом он оказался в Таллине, жил здесь более года. Здесь окружила его заботой Ирина Борман, петербурженка первой еще эмигрантской волны. Ю. Галь признавался: «Ирина в Ревеле частично вылечила меня от моего уродства, я был рад, что живу нормально и был счастлив... Рай был мной потерян в 1928 г., когда мне было семь лет, в тот день, когда родители развелись и я лишился семьи. В Ревеле на короткий срок этот рай был мне возвращен, и я расцвел как поэт». Ирина знакома была когда-то с Северянином, с Иваском была на дружеской ноге, сама писала стихи. С ее-то подачи Юрий Галь и познакомился с Иваском. И попал под его влияние. «Он читал запоем, все читал! “Современные записки”, “Числа”, антологию Адамовича “Якорь”, Бунина, Ремизова, Сирина (Набокова)».

«Поздняя» поэзия Ю. Галя, после влияния Иваска, образец того, что может произойти, когда талантливый советский юноша соприкасается с петербургской поэтической традицией в Эстонии, вне давления политруков и комсомольских активистов. Мне доводилось писать уже, в том числе и на страницах журнала Таллинн, что русская эмиграция в Эстонии выработала концепцию национально-русского «пушкинского» вопитания молодежи. Юрий Иваск – сам уже «продукт» подобного воспитания. Его взаимоотношения с Юрием Галем – конкретный пример того, как выглядело бы «культурное строительство» в масштабах России, если бы надежда эмиграции осуществилась и ей удалось бы вернуться в Россию в 1930-х годах. Ю. Галь серьезно присматривался к литературным образчикам эмиграции, по свидетельству Иваска, прежде всего парижской школы (то, что мы называем сейчас «парижской нотой»). «Всем из них он предпочитал Штейгера. Его тетрадь стихов «Неблагодарность» Галь знал чуть ли не наизусть»... От «надсоновщины» своего раннего периода он быстро эволюционировал к собственному творческому почерку. «Настойчиво добивался простоты... Он понял: чем проще рисунок, тем отчетливее проступит «музыка», тем лучше будет услышан голос (поэта, человека)».

Единственная книга стихов Ю. Галя, подготовленная к печати в 1944 году в Тарту (совместно с И. Борман и Ю. Иваском), так и не увидела свет. В Таллине сохранился рукописный сборник стихотворений Ю. Галя, который составила Т. П. Милютина. Ей довелось стать «музой» поэта в первый год его лагерной жизни. Сборник открывает стихотворение «Мадонна Симона Мартини» - еще вполне ученическое, но вполне ленинградское, поскольку посвящено шедевру, хранящемуся в Эрмитаже. Сам Галь считал, что стихотворение «пахнет отсебятиной», но уже здесь заложен высокий эстетический посыл – Симоне Мартини был другом Петрарки, и написал для него портрет Лауры. В сравнении с барабанным боем советских поэтов-пропагандистов, выразителей идеологии пролетариата, всех этих Бедных, Бездомных, Безродных, Безыменских и пр (имя им – легион), адресация к иконе – уже само по себе смелый шаг против течения.

Весной 1945 года Галь оказался в руках СМЕРШа, был арестован и отправлен в инвалидный лагерь Баим в Сибири, где умер от туберкулеза в возрасте всего 26 лет. «...Юра умер 8 ноября 1947 г. Сергей Иванович добился разрешения похоронить Юру одетым и в гробу (в столярке сделали подобие гроба). Сам его одевал и укладывал. Прислал через вольных две телеграммы — матери и мне. 8 ноября 1967 г., в 20-летие Юриной кончины, его мать Серафима Александровна Пискарева собрала у себя в Ленинграде знавших и любивших Юру. Я получила в подарок четвертый экземпляр перепечатанных ею Юриных стихотворений. Туда вошли и баимские стихи из книжечки, которую я вывезла из лагеря, и стихи из писем.»

Я постарался установить ленинградский адрес Ю. Галя. Обращение в государственный архив Эстонии ничего не дало. Вступил в переписку с Дм. Бобышевым, бывшим жителем Таврической улицы, ныне гражданином США, и много узнал от него по поводу наследия Иваска, по поводу его визита на Таврическую в 1983 году. Но не более. Обратился к Уно Шульцу, шведскому слависту, который стажировался когда-то у Темиры Пахмусс, автора монографии о русской литературе Прибалтики. Получил в подарок и в напутствие экземпляр сборника стихов Ю. Иваска «Золушка». Но адреса Ю. Галя по-прежнему не было. Обыскал адресные книги. В справочнике «Веcь Ленинград» за 1927 год обнаружил адрес зубного врача Владимира Галя на улице Слуцкого, дом 9. Но имеет ли он отношение к Юрию Галю? Тамара Милютина писала про маму Юры в Ленинграде по имени Серафима Пискарева. Поиск в адресных и телефонных книгах ничего не дал. Маловероятно, но вдруг сохранилась переписка Тамары Павловны с матерью Ю. Галя? Вышел на ее сына, сотрудника университета в Тарту. Увы, в его бумагах адреса Ю. Галя нет. Казалось, все доступные ниточки оборвались. Он вспомнил: Тамара Павловна еще при жизни отдавала какие-то бумаги в музей русской культуры Эстонии. Уже без особой надежды послал запрос и туда. Эврика! Через какое-то время я держу в руках папочку с письмами Тамары Павловны, которые она посчитала нужными сохранить как имеющие не только личную, но и общественную значимость. И в первую очередь там оказалось сохраненное и через 50 лет приглашение на вечер памяти Юрия Галя, «который состоится в субботу, начало в 6 часов 30 минут» по адресу: Таврическая 9. Все сошлось: Таврическая в 1920-е называлась улицей Слуцкого. Там Юрий Галь родился, вырос, оттуда ушел на войну. Там же его мать прожила одна еще несколько десятилетий. На вечере читали его стихи люди, с которыми он был близок. Держу в руках и тот самый рукописный сборник стихов Юрия Галя, в котором любовная и философская лирика настоена на ленинградских образах: «туманятся былые чувства и стынут храмом на крови...» На вечере не хватало Юрия Иваска. Но он пришел туда, на Таврическую, с опозданием на 20 лет. В России надо жить долго! Ю. Иваск попал на Таврическую в 1983-м году, во время единственной своей поездки, предсмертной уже, в Ленинград. Может быть, постоял перед домом, подышал воздухом, которым дышал когда-то его юный друг. Горьким пророчеством оказались строки, которые Ю. Иваск написал еще в 1967 году. Думал - к 50-летию октябрьского переворота. Оказалось, еще и к 20-летию со дня смерти Юрия Галя: «Я аукну в купол – Растреллиев, И седую крысу спугну. Пусто: внуки давно расстреляны. Я люблю другую страну...».

Иваск опубликовал 7 стихотворений Ю. Галя в антологии «На Западе» (1953, Нью-Йорк), включая «Петербург» (NB! Не «Ленинград»!). Отсюда это стихотворение позаимствовали Р. Тименчик и В. Хазан для своей исключительной по значимости и полноте имен книги «Петербург в поэзии русской эмиграции (первая и вторая волна)». Время от времени единичные стихи Ю. Галя мелькают в других публикациях. Автору этих строк удалось опубликовать подборку стихов Ю. Галя в журнале Таллинн в августе 2015 года. Предлагаю вниманию читателей еще несколько стихотворении Ю. Галя. Публикуемая подборка стихов взята из архива Тамары Милютиной, который хранится в фондах Русского музея Эстонии (MTÜ Vene Muuseum).

Стихи

• Стихотворения 1942 - 1946 гг.